Хорошо смеётся тот, у кого поехала крыша. ©
Моя протеже.
Копыта гулко стучали по полу, пока я нёсся через коридоры, размахивая тремя руками. Четвёртой я сжимал огнетушитель – не самое лучшее оружие, но охранникам двух ударов хватило. Далеко позади стихли крики хирургов – не скоро они меня ещё догонят, если вообще догонят. Уж этот шанс сбежать я не упущу!
Свернув за очередной угол, я с размаху навалился на двери. Те распахнулись, и я влетел в просторное помещение с белыми стенами и светящимся потолком. Две гигантские прозрачные капсулы только подчёркивали размеры комнаты, но веселее её не делали.
К боку левой изнутри припала Кайя.
-Герд, ты что? – её голос звенел от беспокойства.
-Отойди, - посоветовал я и, подбежав, с размаху заехал огнетушителем по цилиндру.
Раздался глухой стук, стекло спружинило, и я, увлекаемый баллоном, отлетел к стене.
Подруга горестно покачал головой, скрывая лицо в ладонях. Стыдно ей за меня.
-Герд, ключ! Стекло непробиваемое, ты же знаешь!
Конечно, я это знал. Но не верил. Каталку можно сломать, цепи – разорвать, склянки господ учёных – разбить. Так почему нельзя разнести капсулу? Она что – особенная?
С рычанием я снял с ребра ключ. От груди до пояса у меня нет ни плоти, ни внутренностей – только голый позвоночник. Зрелище не слишком приятное, зато карманы не нужны.
Подбежав, я вставил ключ в скважину на металлической полоске, разделявшей капсулу на две части. Три поворота – и половинки цилиндра начали медленно разъезжаться в разные стороны. Кайя метнулась к открывшейся щели и начала протискиваться; я же в сердцах обругал неспешность механизма.
Из коридора уже слышались приглушённые крики. Не выдержав, я рванулся вперёд и буквально вырвал подругу из капсулы. Кайя вскрикнула – то ли от боли, то ли от неожиданности – но я даже не остановился, тут же бросившись к выходу. Нужно успеть добежать до поворота – и сделать это раньше учёных.
Прижимая Кайю к себе всеми руками, пригнувшись, я бросился по коридору, освещаемому потолком. Под копытами металась тень, в панике беззвучно подгоняя меня. Сбоку, но ещё далеко, маячил проём в стене, а в конце коридора двигались фигуры в белых халатах и масках.
Моя принцесса молчала, обхватив меня руками и уткнувшись в каменные щитки на груди. Её шесть крыльев трепетали, стелясь за нами, как белое покрывало.
-Стой, Илиар! – вырвался крик из толпы.
Проём был уже рядом; люди – тоже. Но я успевал! Рывок – и я буквально слетел с лестницы. Неловко наступив копытом сразу на две ступеньки, я едва не упал. Не увидев – я чувствовал её лоб между щитками – а скорее почувствовав, как я вздрогнул и пошатнулся, Кайя не удержалась от вскрика.
Но я уже спрыгнул на пролёт и пинком выбил окно. Даже не взглянув вниз, я, согнувшись, бросился в проём.
Кувырок – и пустота.
Полёт вниз словно растянулся на вечность. Далеко ли нам падать? Беспокоила только одна мысль – успею ли принять удар об землю на себя? Мгновением позже – «неужели свободны?». Это был первый раз, когда мы вырвались наружу, за стены этого здания! Подумать только, за семь долгих лет! Свободны. Все планы, беготня, боль – ради этого краткого мига?
Шум внизу накатился лавиной, заглушая мысли. Ноги и две руки обвили верёвки, и я с размаху ударился о гладкие плиты! Сверху выдохнула моя принцесса – удар выбил из её лёгких воздух. Тут же к нам подбежали воины, и Кайю бесцеремонно оттащили от меня – а я так и остался на земле, безуспешно дёргаясь в опутавших меня верёвках.
-Твари! Отпустите! – я пытался подняться на свободных руках, с ненавистью глядя на окруживших людей. Доспехи легионеров блестели на солнце – такие же железные и холодные, как их души за непроницаемыми масками лиц. Несколько шагнули ко мне; остальные встали наизготовку, на тот случай, если я вырвусь. До тошноты знакомый сюжет.
-Герд! – кричала Кайя, которую тащили в здание. – Пожалуйста, не трогайте его! Он же из-за меня это сделал!
Очередной побег провалился.
Кто не знает, что такое жизнь мутанта в лаборатории – тому сильно повезло. Первые годы жизни в этом месте были адскими. Меня меняли, пересаживая или удаляя органы и запирая в капсулах, наполненных газом, буквально разъедающим лёгкие. Кайе ещё повезло – она ангел, а такие нежные создания не должны познать боли. Её практически не изменили – только вживили крылья да обесцветили волосы, сделав из русых снежно-белыми. Как говорила подруга, она уснула на операционном столе, а когда проснулась – всё было готово. Изменился и цвет её глаз, став небесно-голубым – вот только какого цвета они были раньше, я уже и не помнил…
А вот я должен был стать демоном.
Демоны – существа недобрые, бессердечные. Они должны испытывать ненависть к людям. Поэтому со мной не особо церемонились, даже не усыпляя перед многочисленными операциями. Последние происходили через разные промежутки времени – хирурги всё наблюдали, как приживаются органы – а в последнее время, как я там без оных.
Лёжа на операционном столе, поначалу я кричал от боли и умолял; потом стал угрожать, даже рисковал вырываться и кусаться изменёнными острыми, треугольными зубами. Хирургам доставалось, несмотря на ухищрения; но они были упёртыми, и не вводили мне снотворное. Пожалуй, их упорство было вознаграждено – я их люто возненавидел. Несмотря ни на что, рассудок мой сохранился после всех испытаний – и эти твари радовались, что попался такой «сильный экземпляр».
Бежать я пытался с самого первого дня. Методом проб и ошибок я вычислял маршруты; меня ловили и сажали на цепь в моей капсуле. Кайя, маленький ангелочек, выраставшая со временем в прекрасного ангела, с жалостью смотрела, как я меняюсь, и как постепенно формируется сетка шрамов от плетей на моей коже – цепи были не единственным наказанием.
Духа моего так ничто и не сломило. Я даже научился по-другому смотреть на боль, абстрагироваться от неё и наблюдать словно со стороны. Тогда как крик вырывался из моей груди, внутренне я потешался над суровыми лицами мужчин, которые будто не избивали ребёнка, а выполняли какую-то важную миссию.
А силу воли давала мне Кайя.
Я был её рыцарем, защитником – и не мог сдаться, не вызволив её отсюда. Я ещё помнил тот страшный день, когда страна Солнца – наш дом! – пала перед захватчиком. Я остался у принцессы единственным близким существом.
Когда меня, еле передвигающего ноги, втащили в комнату, Кайя вскочила в своей капсуле. Руки прижала к груди – наверняка пытается унять отчаянно бьющееся сердце.
У меня бы тоже билось – или уже остановилось от электрошока - если бы его не удалили год назад.
Раскрыв капсулу, меня кинули на пол; какое-то время я чувствовал, что запястья сковывают привычные кандалы. Силы уже покинули тело, и при всём желании я бы не смог даже никого цапнуть напоследок.
Воины вышли; цилиндр медленно закрылся. Убедившись, что всё надёжно закрыто, мужчины скрылись за дверью комнаты. Хлопок – и в комнате воцарилась тишина.
-Герд, - наконец жалобно позвала подруга; её голос звучал приглушённо из-за толстого стекла.
Я медленно поднял вверх большой палец и криво улыбнулся. Она знает, что спрашивать, как я себя чувствую, бесполезно. А что я? Я уже привык. И всё равно не сдамся.
Кайя больше не произнесла ни слова. Неизвестно, сколько мы просидели – наверняка долго – прежде чем я смог собраться с силами и устроиться поудобнее. Всё-таки было лучше, когда меня наказывали плетями – к ним можно привыкнуть. А этот электрошок – просто убийство какое-то! Словно снова и снова повторяющаяся смерть, после которой я оживаю – и так до следующей попытки побега.
Моя принцесса сидела у короткой стенки своей тюрьмы, спиной ко мне. Наши капсулы стояли в ряд у стены; между ними расположилась дверь в коридоры. Второго выхода у комнаты не было, и это поначалу дико злило. Но со временем я даже почувствовал азарт от сложных условий игры.
Открыв рот, я сам удивился, насколько слабым стал голос:
-Скоро мы сбежим, это точно. Неплохо продвинулись сегодня, а?
-Да… почти сбежали, - тихо ответила она.
От многого она ограждена – только не от душевной боли. И как же мне не нравится, что она так переживает за меня! Какой я защитник, если доставляю ей столько проблем?
-Кайя, всё нормально. Ты же знаешь, что я привык.
-Я знаю, - она повернулась ко мне; я улыбнулся, демонстрируя полный порядок. – Но лучше бы они наказали меня.
-Лучше я накажу их, - буркнул я, подавляя злость. – Разнесу всё здание.
Ненавижу эту её черту – сострадание. Ненавижу своё изуродованное тело. Ненавижу учёных! Моё лицо было непроницаемо, пока я клял про себя всё и всех. Но только это и оставалось делать в герметично запаянной капсуле. Благо, уже нечем дышать – всё вырезали.
-Лучше просто сбежим, - миролюбиво предложила подруга.
-Тогда в следующий раз ещё попробую. И – вот увидишь – мы выберемся!
Ангел улыбнулась. Вот теперь я её лю… она мне нравится.
Лёгкая военная туника трепетала на шёрстке от ветра. Сидя на гладком – но уже с зазубринами от ударов оружием - полированном бортике, я затачивала стрелы. Дромон Мегалопропис* – наш летучий корабль – тихо плыл над заснеженными пустошами в вечной полутьме ядерной зимы.
Ветер бросил в мордочку прядь волос; я откинула их рукой, вскидывая голову и отвлекаясь от своего дела.
Невдалеке чернел полуразрушенный, погасший купол. Тёмные строения, ещё вполне целые, свидетельствовали о недавности бедствия.
Мне было жалко людей. Они удивительно прихотливы, и не могут вытерпеть действия радиации. Тем ужаснее то, что они живут в этом гиблом мире, под жалкими, ненадёжными куполами.
Когда-то и я была человеком. Я рано осталась сиротой, и потому никому не было дела, когда за мной пришла незнакомая женщина и увела в странное место, называемое «научный центр». Там из маленькой девочки сделали зверя, антропоморфную кошку. Подростком меня привели во дворец императора, где я стала частью коллекции.
Я прожила там, среди клеток с ужасными чудовищами, довольно долгое время – а потом всё же удалось сбежать, прихватив с собой этот дромон.
На палубе раздались осторожные, мягкие шаги. Я обернулась, скидывая сеть воспоминаний.
-Доминика! Ты почему не спишь?
Глаза подкравшейся дочери стали жалобными.
-Я не могу спать одна! Мне страшно!
-Глупенькая, чего бояться? Мы здесь одни, и ни один мутант до нас не доберётся, - я привлекла её к себе.
Доминика с радостью прижалась ко мне и замурчала.
______________________
*Величественный (греч. Μεγαλοπρεπής )
ГЛАВА 2.
МОЯ ПРОТЕЖЕ.
МОЯ ПРОТЕЖЕ.
Копыта гулко стучали по полу, пока я нёсся через коридоры, размахивая тремя руками. Четвёртой я сжимал огнетушитель – не самое лучшее оружие, но охранникам двух ударов хватило. Далеко позади стихли крики хирургов – не скоро они меня ещё догонят, если вообще догонят. Уж этот шанс сбежать я не упущу!
Свернув за очередной угол, я с размаху навалился на двери. Те распахнулись, и я влетел в просторное помещение с белыми стенами и светящимся потолком. Две гигантские прозрачные капсулы только подчёркивали размеры комнаты, но веселее её не делали.
К боку левой изнутри припала Кайя.
-Герд, ты что? – её голос звенел от беспокойства.
-Отойди, - посоветовал я и, подбежав, с размаху заехал огнетушителем по цилиндру.
Раздался глухой стук, стекло спружинило, и я, увлекаемый баллоном, отлетел к стене.
Подруга горестно покачал головой, скрывая лицо в ладонях. Стыдно ей за меня.
-Герд, ключ! Стекло непробиваемое, ты же знаешь!
Конечно, я это знал. Но не верил. Каталку можно сломать, цепи – разорвать, склянки господ учёных – разбить. Так почему нельзя разнести капсулу? Она что – особенная?
С рычанием я снял с ребра ключ. От груди до пояса у меня нет ни плоти, ни внутренностей – только голый позвоночник. Зрелище не слишком приятное, зато карманы не нужны.
Подбежав, я вставил ключ в скважину на металлической полоске, разделявшей капсулу на две части. Три поворота – и половинки цилиндра начали медленно разъезжаться в разные стороны. Кайя метнулась к открывшейся щели и начала протискиваться; я же в сердцах обругал неспешность механизма.
Из коридора уже слышались приглушённые крики. Не выдержав, я рванулся вперёд и буквально вырвал подругу из капсулы. Кайя вскрикнула – то ли от боли, то ли от неожиданности – но я даже не остановился, тут же бросившись к выходу. Нужно успеть добежать до поворота – и сделать это раньше учёных.
Прижимая Кайю к себе всеми руками, пригнувшись, я бросился по коридору, освещаемому потолком. Под копытами металась тень, в панике беззвучно подгоняя меня. Сбоку, но ещё далеко, маячил проём в стене, а в конце коридора двигались фигуры в белых халатах и масках.
Моя принцесса молчала, обхватив меня руками и уткнувшись в каменные щитки на груди. Её шесть крыльев трепетали, стелясь за нами, как белое покрывало.
-Стой, Илиар! – вырвался крик из толпы.
Проём был уже рядом; люди – тоже. Но я успевал! Рывок – и я буквально слетел с лестницы. Неловко наступив копытом сразу на две ступеньки, я едва не упал. Не увидев – я чувствовал её лоб между щитками – а скорее почувствовав, как я вздрогнул и пошатнулся, Кайя не удержалась от вскрика.
Но я уже спрыгнул на пролёт и пинком выбил окно. Даже не взглянув вниз, я, согнувшись, бросился в проём.
Кувырок – и пустота.
Полёт вниз словно растянулся на вечность. Далеко ли нам падать? Беспокоила только одна мысль – успею ли принять удар об землю на себя? Мгновением позже – «неужели свободны?». Это был первый раз, когда мы вырвались наружу, за стены этого здания! Подумать только, за семь долгих лет! Свободны. Все планы, беготня, боль – ради этого краткого мига?
Шум внизу накатился лавиной, заглушая мысли. Ноги и две руки обвили верёвки, и я с размаху ударился о гладкие плиты! Сверху выдохнула моя принцесса – удар выбил из её лёгких воздух. Тут же к нам подбежали воины, и Кайю бесцеремонно оттащили от меня – а я так и остался на земле, безуспешно дёргаясь в опутавших меня верёвках.
-Твари! Отпустите! – я пытался подняться на свободных руках, с ненавистью глядя на окруживших людей. Доспехи легионеров блестели на солнце – такие же железные и холодные, как их души за непроницаемыми масками лиц. Несколько шагнули ко мне; остальные встали наизготовку, на тот случай, если я вырвусь. До тошноты знакомый сюжет.
-Герд! – кричала Кайя, которую тащили в здание. – Пожалуйста, не трогайте его! Он же из-за меня это сделал!
Очередной побег провалился.
Кто не знает, что такое жизнь мутанта в лаборатории – тому сильно повезло. Первые годы жизни в этом месте были адскими. Меня меняли, пересаживая или удаляя органы и запирая в капсулах, наполненных газом, буквально разъедающим лёгкие. Кайе ещё повезло – она ангел, а такие нежные создания не должны познать боли. Её практически не изменили – только вживили крылья да обесцветили волосы, сделав из русых снежно-белыми. Как говорила подруга, она уснула на операционном столе, а когда проснулась – всё было готово. Изменился и цвет её глаз, став небесно-голубым – вот только какого цвета они были раньше, я уже и не помнил…
А вот я должен был стать демоном.
Демоны – существа недобрые, бессердечные. Они должны испытывать ненависть к людям. Поэтому со мной не особо церемонились, даже не усыпляя перед многочисленными операциями. Последние происходили через разные промежутки времени – хирурги всё наблюдали, как приживаются органы – а в последнее время, как я там без оных.
Лёжа на операционном столе, поначалу я кричал от боли и умолял; потом стал угрожать, даже рисковал вырываться и кусаться изменёнными острыми, треугольными зубами. Хирургам доставалось, несмотря на ухищрения; но они были упёртыми, и не вводили мне снотворное. Пожалуй, их упорство было вознаграждено – я их люто возненавидел. Несмотря ни на что, рассудок мой сохранился после всех испытаний – и эти твари радовались, что попался такой «сильный экземпляр».
Бежать я пытался с самого первого дня. Методом проб и ошибок я вычислял маршруты; меня ловили и сажали на цепь в моей капсуле. Кайя, маленький ангелочек, выраставшая со временем в прекрасного ангела, с жалостью смотрела, как я меняюсь, и как постепенно формируется сетка шрамов от плетей на моей коже – цепи были не единственным наказанием.
Духа моего так ничто и не сломило. Я даже научился по-другому смотреть на боль, абстрагироваться от неё и наблюдать словно со стороны. Тогда как крик вырывался из моей груди, внутренне я потешался над суровыми лицами мужчин, которые будто не избивали ребёнка, а выполняли какую-то важную миссию.
А силу воли давала мне Кайя.
Я был её рыцарем, защитником – и не мог сдаться, не вызволив её отсюда. Я ещё помнил тот страшный день, когда страна Солнца – наш дом! – пала перед захватчиком. Я остался у принцессы единственным близким существом.
Когда меня, еле передвигающего ноги, втащили в комнату, Кайя вскочила в своей капсуле. Руки прижала к груди – наверняка пытается унять отчаянно бьющееся сердце.
У меня бы тоже билось – или уже остановилось от электрошока - если бы его не удалили год назад.
Раскрыв капсулу, меня кинули на пол; какое-то время я чувствовал, что запястья сковывают привычные кандалы. Силы уже покинули тело, и при всём желании я бы не смог даже никого цапнуть напоследок.
Воины вышли; цилиндр медленно закрылся. Убедившись, что всё надёжно закрыто, мужчины скрылись за дверью комнаты. Хлопок – и в комнате воцарилась тишина.
-Герд, - наконец жалобно позвала подруга; её голос звучал приглушённо из-за толстого стекла.
Я медленно поднял вверх большой палец и криво улыбнулся. Она знает, что спрашивать, как я себя чувствую, бесполезно. А что я? Я уже привык. И всё равно не сдамся.
Кайя больше не произнесла ни слова. Неизвестно, сколько мы просидели – наверняка долго – прежде чем я смог собраться с силами и устроиться поудобнее. Всё-таки было лучше, когда меня наказывали плетями – к ним можно привыкнуть. А этот электрошок – просто убийство какое-то! Словно снова и снова повторяющаяся смерть, после которой я оживаю – и так до следующей попытки побега.
Моя принцесса сидела у короткой стенки своей тюрьмы, спиной ко мне. Наши капсулы стояли в ряд у стены; между ними расположилась дверь в коридоры. Второго выхода у комнаты не было, и это поначалу дико злило. Но со временем я даже почувствовал азарт от сложных условий игры.
Открыв рот, я сам удивился, насколько слабым стал голос:
-Скоро мы сбежим, это точно. Неплохо продвинулись сегодня, а?
-Да… почти сбежали, - тихо ответила она.
От многого она ограждена – только не от душевной боли. И как же мне не нравится, что она так переживает за меня! Какой я защитник, если доставляю ей столько проблем?
-Кайя, всё нормально. Ты же знаешь, что я привык.
-Я знаю, - она повернулась ко мне; я улыбнулся, демонстрируя полный порядок. – Но лучше бы они наказали меня.
-Лучше я накажу их, - буркнул я, подавляя злость. – Разнесу всё здание.
Ненавижу эту её черту – сострадание. Ненавижу своё изуродованное тело. Ненавижу учёных! Моё лицо было непроницаемо, пока я клял про себя всё и всех. Но только это и оставалось делать в герметично запаянной капсуле. Благо, уже нечем дышать – всё вырезали.
-Лучше просто сбежим, - миролюбиво предложила подруга.
-Тогда в следующий раз ещё попробую. И – вот увидишь – мы выберемся!
Ангел улыбнулась. Вот теперь я её лю… она мне нравится.
Лёгкая военная туника трепетала на шёрстке от ветра. Сидя на гладком – но уже с зазубринами от ударов оружием - полированном бортике, я затачивала стрелы. Дромон Мегалопропис* – наш летучий корабль – тихо плыл над заснеженными пустошами в вечной полутьме ядерной зимы.
Ветер бросил в мордочку прядь волос; я откинула их рукой, вскидывая голову и отвлекаясь от своего дела.
Невдалеке чернел полуразрушенный, погасший купол. Тёмные строения, ещё вполне целые, свидетельствовали о недавности бедствия.
Мне было жалко людей. Они удивительно прихотливы, и не могут вытерпеть действия радиации. Тем ужаснее то, что они живут в этом гиблом мире, под жалкими, ненадёжными куполами.
Когда-то и я была человеком. Я рано осталась сиротой, и потому никому не было дела, когда за мной пришла незнакомая женщина и увела в странное место, называемое «научный центр». Там из маленькой девочки сделали зверя, антропоморфную кошку. Подростком меня привели во дворец императора, где я стала частью коллекции.
Я прожила там, среди клеток с ужасными чудовищами, довольно долгое время – а потом всё же удалось сбежать, прихватив с собой этот дромон.
На палубе раздались осторожные, мягкие шаги. Я обернулась, скидывая сеть воспоминаний.
-Доминика! Ты почему не спишь?
Глаза подкравшейся дочери стали жалобными.
-Я не могу спать одна! Мне страшно!
-Глупенькая, чего бояться? Мы здесь одни, и ни один мутант до нас не доберётся, - я привлекла её к себе.
Доминика с радостью прижалась ко мне и замурчала.
______________________
*Величественный (греч. Μεγαλοπρεπής )